Интервью

Расшифровка интервью

Я закончила школу в 1963 году. И я не знала, как выбрать профессию; я занималась английским языком, и с математикой было неплохо, но я не знала, куда себя применить. И совершенно случайно я узнала об отделении структурной и прикладной лингвистики в МГУ. Там как раз требовался язык и математика, и я поступила туда, хотя совершенно не знала, что такое лингвистика и хочу ли я ей заниматься.

Там у нас был полугодовой курс программирования, и мы программировали на бумаге. Это выглядело следующим образом: нам придумали машину, в которой были определенные команды. Мы писали небольшие алгоритмы и расписывали их по этим командам.

Я проходила практику в ВИНИТИ (Всесоюзный институт научной и технической информации) и потом пошла туда работать в отдел автоматизации программирования. Именно там я впервые увидела вычислительную машину – Минск-22, которая занимала целый этаж. Я научилась там программировать на языке ССК – системе символического кодирования, это было программирование практически в кодах.  

Моя первая работа (и единственная, связанная с лингвистикой) – написание программы, вытекавшей из моего диплома. И если мой диплом был большим, объемным, и там было показано, что для полного алгоритма автоматического переноса слов нужны историческая грамматика, большие списки исключений и так далее, то мы запрограммировали только простой алгоритм, основанный лишь на фонетике.

Когда я окончила аспирантуру, у меня не получилось сразу найти работу, потому что это было довольно сложно. В результате, я совершенно случайно попала в научно-исследовательский центр, который был, фактически, отделом союзного министерства культуры, связанным с программированием и информатизаций. Центр находился в Российской государственной библиотеке. Это было в 1979 году.

В этом центре был отдел, который должен был заниматься информатизацией музеев. Заведующим отделом был Жердев, бывший генерал КГБ, советник Насера; в Египте работали наши советники. Жердев после этого стал заведующим отделом музеев. Но он меня не взял к себе. Он долго говорил со мной, потом попросил принести диссертацию и в итоге сказал: «Вы для нас слишком умная» и не взял.

 Меня взяли в другой отдел - отдел АСУ (автоматизированные системы управления), тогда это было модное направление. Через год или полтора заведующим отделом музеев стал Лев Яковлевич Ноль, и я перешла к нему.

Самый главный человек, который оказал большое влияние на всю эту деятельность, это Игорь Саввич Сидоров. Он перешел в отдел музеев из ВИНИТИ, где вместе с Александрой Александровной Раскиной занимался вопросами информационного поиска. Они придумали объектно-признаковый язык. Хотя современный стандарт CIDOC – это язык более высокого уровня, с разветвленным синтаксисом, объектно-признаковый язык оказался основополагающим, он до сих пор используется в российских музейных системах.

Мы перешли в Министерство Культуры Союза. Там были две мини машины Жикси, хотя с сегодняшней точки зрения они были не такими уж маленькими. И вот на этих машинах Жикси была реализована первая система для музея Революции. На машинах Жикси была своя операционная система, и я научилась программировать для нее. Язык программирования напоминал Бейсик. Тогда же были написаны первые программы для учетного отдела музея Революции.

До 1991 года начали появляться персональные компьютеры. Мы работали на «Искрах» и «Истрах». Конечно, это было чудо техники, но работать было очень трудно, потому что экраны были плохие, и к вечеру глаза плакали, становились красными.

Тогда мы перенесли на эти персональные компьютеры, сделали первую систему учета и хранения музейных предметов для музея Революции. Когда появились персональные компьютеры, перед нами встал вопрос: «А как перенести данные? Начинать все с начала, как использовать существующие наработки и, главное, наши умения?». И тогда кто-то из нашего отдела, я не помню, кто именно, нашел систему Revelation, которая была аналогом операционной системы «ПИК» (которая стояла на машинах Жикси) для персональных компьютеров, или как их тогда называли – персоналок.

Мы программировали, пытаясь удовлетворить потребности музея, сделать так, хотят музейщики. Поэтому системы была типовая, но настраиваемая. Для каждого музея делались какие-то свои настройки.

Потом Советский Союз развалился. Лев Яковлевич перешел на работу в Музей Изобразительных искусств имени А.С. Пушкина в 1989 году, еще до развала СССР. Заведующим отделом музеев стал Леонид Абрамович Куйбышев.

Я осталась, чтобы поддерживать эту систему, и мы стали внедрять ее в нескольких других музеях. Но отдел уже был очень слабый, все время уменьшался и уменьшался.

Параллельно мы познакомились с Юрием Марковичем Лошаком и Еленой Львовной Кащеевой. Нам очень понравилась их система «КАМИС», и у нас были планы совместно распространять эту систему, но они не реализовались в полном объеме. Тем не менее, с тех пор мы, так или иначе, сотрудничаем и дружим.

С тех пор мы не занимаемся непосредственно музейными системами, но занимаемся более широкими вопросами информатизации в сфере культуры.

В 1996-1997 годах мы приняли окончательное решение о том, что больше не распространяем нашу систему АБД «Музей». Одновременно с этим началась наша международная деятельность. Мы начали ездить на международные конференции EVA и решили организовать конференцию EVA в России. C 1998 года проведение конференций EVA в России стало приоритетным направлением нашей деятельности, также как и участие во многих европейских проектах с российской стороны.

Целый ряд проектов связан с европейской цифровой библиотекой Europeana. Мы участвовали в проекте ATHENA, который ориентирован только на музеи, а сейчас участвуем в проекте Linked Heritage, который объединяет музеи, библиотеки и архивы. В рамках этих проектов был разработан стандарт LIDO для описания, прежде всего, музейного объекта, хотя остальные типы объектов тоже вполне туда ложатся. Этот стандарт был одобрен комитетом CIDOC Международного совета музеев. Он используется как переходный стандарт между конкретной схемой метаданных, используемой в каждом конкретном музее или библиотеке, и стандартом Europeana. Сделан блок дистанционной загрузки данных, которым мы пользуемся, загружая метаданные музеев, потом трансформируем эти данные в LIDO, из LIDO – в стандарт Europeana. Сейчас в Europeana есть довольно значительное количество описаний музейных предметов из Рыбинского музея и Чувашского художественного музея (Чебоксары). Есть еще предметы из Третьяковской галереи и музея Истории Казанского университета. Рыбинский и Чувашский музеи внесли наиболее значительный вклад. Это первые музеи, которые разместили полные каталоги своих коллекций в Интернете, это было в 2003-2005 годах. 

В этой работе я нашла себя. Если все предыдущие годы я не знала, чем бы мне заняться, что меня интересует, у меня что-то не получалось, что-то не устраивало, куда-то я не могла попасть, то тут я сразу поняла – это мое.  Так что это серьезный момент в моей жизни, случайный, но который в итоге привел меня к профессии.

Меня удручает, конечно, то, что в нашей стране нет единой стратегии информатизации музеев, что до сих пор министерство внятно ничего не сформулировало. Если бы это случилось, то информатизация музеев пошла бы более бурными темпами.

Хотелось бы, чтобы специалисты, которые получили такую специальность – музейное дело или информатизация в музейном деле – действительно пошли работать в музеи. И чтобы они научились находить общий язык со старшим поколением. Это очень трудно, потому что старшее поколение относится с недоверием к молодым, не понимает молодых. И вот этот вот разрыв может быть преодолен только движением с двух сторон. И тогда молодые научатся у стариков чисто музейной, искусствоведческой, научной работе и смогут преодолеть неприятие новых технологий. Надо быть предельно толерантными и учиться общаться даже с теми, кто вам непонятен.

Перевод интервью на русский язык

I graduated from school in 1963. I didn’t know how to choose a profession; I studied English and was quite good at maths, but I didn’t know where to put myself. Just accidentally, I learnt about the Department of Structural and Applied Linguistics at the Moscow State University. The entrance exams happened to be exactly a foreign language and maths, and I was enrolled, though I absolutely didn’t know what linguistics was and whether I wanted to do it.

There, we had a six-moth course in programming, and we were coding on paper. It looked like this: they though up some machine for us which had certain commands. We were writing small algorithms and implementing them in these commands.

I took an internship at VINITI (All-Union Institute of Scientific and Technical Information) and then got a job there, at the programming automation department. It was there that I first saw a computing machine – Minsk-22, which occupied an entire floor. There, I learnt to program in SSC language, a system for symbolic coding; this was almost machine-code programming.

My first job (and the only one related to linguistics) was to write a program stemming from my graduation thesis. While my thesis was substantial and comprehensive and demonstrated that a complete hyphenation algorithm required historical grammar, long exceptions lists and so on, we only implemented a simple algorithm based just on phonetics.

When I finished my PhD studies, I couldn’t find a job right away because it was quite difficult. Finally, entirely by accident, I ended up in a research center that was actually a branch of the Soviet Union Ministry of Culture involved with programming and IT. The center was located in the Russian State Library. It was in 1979.

The center had a department designed to introduce IT in museums. The head of the department was Mr. Zherdev, a former KGB general and counselor of Nasser; our counselors had worked in Egypt. After that, Mr. Zherdev became the head of the museum department. However, he didn’t hire me. He talked to me for a long time, then asked me to bring him my PhD thesis, and finally said “You are too smart for us” and didn’t take me on.

 I was assigned to another department – ACS (automated control system) department; it was a trendy field at the time. After a year or year and a half, Lev Noll became the head of the museum department, and I transferred to him.

The most important person who had a great influence on all those activities was Igor Sidorov. He transferred to the museum department from VINITI, where he, together with Aleksandra Raskina, had been dealing with information search issues. They invented an object-feature retrieval language. Though current CIDOC standard is a higher level language, with a branching syntax, the object-feature language turned out to be fundamental, it is still used in Russian museum systems.

We transferred to the Soviet Union Ministry of Culture. It had two mini-computers GiXi, though from today’s point of view, they were not so very small. And it was these Gixi computers where the first system for the Museum of Revolution was implemented. GiXi computers had their own operating system, and I learnt to program for it. The programming language resembled Basic. That was also the time when the first software for the Museum of Revolution  registration department was developed.

Before 1991, first personal computers started to appear. We worked on Iskras and Istras. Of course, those were technological wonders, but it was very difficult to work, because the screens were bad, and by the evening, the eyes went red and watering.

We transferred the data to these personal computers, made the first system for registration and storage of museum items for the Museum of Revolution. When PCs appeared, a question arose: “How to transfer the data? Start all over again? How can we use the existing solutions and, most importantly, our skills?” Then somebody from our department, I don’t remember exactly who it was, found the Revelation system, which was the equivalent of the Pik operating system (which was installed on GiXi computers) for PCs.

Writing our programs, we were trying to satisfy the museum’s needs, to make everything as museum workers wanted it to be. That is why the system was generic, but customizable. Some special options were made for each museum.

Then the Soviet Union collapsed. Lev Noll moved to the Pushkin Museum of Fine Arts in 1989, even before the collapse of the Soviet Union. Leonid Kuybyshev became the head of the museum department.

I stayed to maintain this system, and we started introducing it in several other museums. But the department was already very weak, it kept getting smaller and smaller.

At that time, we met Yuriy Loshak and Elena Kascheeva. We liked their KAMIS system very much, and we had plans for joint distribution of this system, but they were not implemented to the full extent. Nonetheless, we have been partners and friends ever since anyway.

Since then, we don’t work on museum systems directly, but deal with more general issues of IT in the field of culture.

In 1996-1997, we made a final decision that we no longer distribute our ADB Museum system. At the same time, we launched our international activities. We started visiting international EVA conferences(http://www.eva-london.org/eva-conferences-international) and decided to organize an EVA conference in Russia. Since 1998, organizing EVA conferences in Russia (www.evarussia.ru) has become a priority of our activities, along with participating in many European projects on the Russian part.

A number of projects are related to the European digital library Europeana (www.europeana.eu). We took part in the ATHENA project, which focuses on museums only, and now we are involved in the Linked Heritage project, which brings together museums, libraries, and archives. Under these projects, LIDO standard (http://network.icom.museum/cidoc/working-groups/data-harvesting-and-interchange/what-is-lido/) was developed, for describing museum items primarily, though other types of items also fit there quite well. This standard has been approved by the CIDOC committee of the International Council of Museums. It is used as a transition standard between a particular metadata schema used in each museum or library and the Europeana standard. It has a feature of remote data upload, which we use, uploading museum metadata and transforming these data into LIDO and then from LIDO into the Europeana standard. Europeana now has a fairly large number of descriptions of museum items from the Rybinsk Museum and the Chuvash State Art Museum (Cheboksary). There are also some items from the Tretyakov Gallery and the Museum of History of Kazan University. Rybinsk and Chuvash Museums have made the most significant contributions. These were the first museums to place complete catalogues of their collections online; it was in 2003-2005. 

In this job, I found myself. If all the previous years I didn’t know what to do, what I was interested in, I was bad at or uncomfortable with something, I couldn’t get somewhere, then at that moment I realized right away – this is for me.  So this was a serious moment in my life, accidental, but which finally brought me to my vocation.

Of course, I’m  desperate by the fact that there is no uniform IT strategy for museums in our country, that the Ministry of Culture still hasn’t stated anything clearly. If this happened, IT in museums would develop far more rapidly.

It would be great if the people who’ve got this specialization – museology or IT in museums – actually went to work in museums. And if they learn to find common ground with the older generation. It is very difficult, because the older generation is suspicious of the young, doesn’t understand the young. And this is the gap that can only be bridged from both sides. And then the young would learn from the elder how to do purely scientific work in museology and art history and would be able to overcome the rejection of new technologies. We have to be tolerant to the uttermost and learn to communicate even with those who we don’t understand.

Questions

• Кем вы хотели стать в детстве?
• Где вы учились?
• Когда и как вы начали работать в музейной сфере?
• В каком отделе музея вы начали свою карьеру?
• Не могли бы вы описать, как развивалась ваша карьера?
• Каким было ваше представление о том, что могут делать ИКТ, когда вы только начинали с ними работать? Какие у вас были мечты?
• Где в вашей организации появились первые компьютеры? Что случилось с этой комнатой?
• Какую роль сегодня играют ИКТ в вашей организации?
• Каким, по-вашему, будет будущее ИКТ в музейной сфере?