Интервью

Read the original text in Russian

Я ходил в музей столько, сколько я себя помню, по той простой причине, что меня туда приводили родители еще крохотным ребенком. Поскольку мои родители были искусствоведами, то я вращался  в этом мире. Они занимались современным искусством. И для меня мир искусства, мир художественных музеев с детства был абсолютно привычным и естественным. Поэтому выбор моей профессии крайне неоригинален. Я пошел по стопам своих родителей и стал доктором искусствоведения.

Я никогда не интересовался искусством по картинкам, поэтому выбор специализации был предопределен самой ситуацией.  Я интересовался в первую очередь русским искусством, которое нас окружало, и которое можно было видеть и изучать, никуда не ездя, прямо в этой стране. Я пошел в заочную аспирантуру и одновременно пошел работать в музей -  в Третьяковскую галерею. Это было в 1979 году.

У меня было очень традиционное начало карьеры для музейного работника. Первый отделом, в который я попал -  так вообще тогда было принято – было экскурсионное бюро. И я был экскурсоводом в Третьяковской галерее. А для меня это было дополнительно удобно, потому что экскурсовод занят на работе то время, когда он водит экскурсии, а в остальное время он свободен -  и я писал диссертацию. Сначала я  занимался экскурсиями, потом передвижными выставками. Затем я работал методистом -  учил экскурсоводов водить экскурсии. И был заведующим Методическим  отделом. Дальше был организован отдел, который назывался Отделом теоретических и прикладных исследований. Название  несколько туманное, но в тот момент это был отдел, который занимался вещами, которыми не могли или не хотели заниматься другие научные отделы – в частности, информационными технологиями. Первой мультимедийной программой, предъявленной посетителям в России, была программа, которая называлась «Из жизни Христа. Евангельский цикл Поленова». Она программа была подготовлена нашим отделом в начале 1994 года для юбилейной выставки Поленова.

Что такое компьютер в 1994 году, лучший компьютер? Это компьютер, который имеет 14-дюймовый монитор. Существовала специальная плата, которая переводила картинку, хранящуюся в компьютере, в формат телевизионного изображения. Стоял компьютер, на экране которого шел только текст, а сама картинка проецировалась на рядом стоящий телевизор. Телевизоры уже были достаточно большими. Поэтому программа «Из жизни Христа. Евангельский цикл Поленова» демонстрировалась на выставке именно таким образом. Это были два экрана: небольшой с текстом и большой телевизор, которые стояли рядом.  Программа работала в демонстрационном режиме. Но технологии развивалась стремительно, и уже в следующем году мы сделали полноценный CD-ROM.

Я считаю себя современником двух информационных революций. Первой было изобретение общедоступного интерфейса Norton. Второй информационной революцией стало изобретение сетевого способа хранения и распространения информации. Я  стал работать с компьютером тогда, когда появился Norton. Т.е. в тот момент, когда исчез посредник между машиной и ее реальным пользователем. Первое, что я делал, как и все -  я пользовался компьютером как умной пишущей машинкой, т.е. в режиме редактора.

Я в Третьяковской галерее проработал около 20 лет. Я пришел в начале 1979, и ушел в конце 1997 в Российский институт культурологии, в Лабораторию музейного проектирования. Там я сейчас и работаю. Лаборатория существовала с 1987 года. В ее задачи входит модернизация музеев, разработка программ развития, концепций, стратегий и создание новых музеев. К старшему поколению в Лаборатории принадлежат два человека – это я и мой коллега Владимир Юрьевич Дукельский, известный музеолог. Он работает в Лаборатории почти с момента ее основания. Все остальные - это молодежь, их у нас четверо. У нас нет ни одного музееведа, но у нас все - музейщики. Это люди из разных музеев. По базовому образованию это искусствоведы, историки, этнографы, археологи.

Большая часть проектов лаборатории не видна на поверхности, потому что продуктом на выходе являются идеи в чистом виде. Наиболее  замеченными обществом и сообществом являются работы, связанные с созданием новых музеев.  К их числу могу отнести, например, Музей компании «Татнефть» в Альметьевске, Музей «Человек и Чукотка» в Анадыре, Музей Калашникова в Ижевске, музей в колокольне Ивана Великого в Москве. Под любой проект создается специальная команда. В нее входят сотрудники нашей Лаборатории и привлеченные специалисты, которые нужны для конкретного проекта.

Я и всегда считал, и сейчас продолжаю считать, что все самое интересное происходит не в науках, а на стыках наук. Когда две какие-то разные области сходятся вдруг, вот там-то и возникает точка роста, точка прорыва. Когда начинается что-то новое, то сначала поражает сама техническая возможность. Проблема с проектами этого типа состоит в том, что они, как правило, дают очень яркий всплеск интереса, и мгновенно устаревают. Становится довольно быстро ясно, что это, вообще-то говоря, инструмент. На первых порах, как всегда с появлением нового инструмента, в выигрыше оказывается тот, у кого лучше инструмент и кто лучше умеет им пользоваться. Дальше этот инструмент в своем развитии опережает, грубо говоря, возможности человеческой головы. И в выигрыше оказывается не тот, у кого лучше станок, а тот, кто лучше придумал.

Я создавал первый виртуальный музей в России - «Виртуальный музей русского примитива». В тот момент уже существовала технология “Surround Video”, которая позволяла показать плавное движение внутри интерьера. Но все подключались к Интернету при помощи модемов. Поэтому мы сознательно отказались от плавного движения, а дали только поворот на 90 градусов внутри искусственного интерьера. Почему? - Ровно потому, что мы бы тем самым лишили себя 95 процентов пользователей.

Сейчас имеет место совершенно другая ситуация. Сегодня я разговариваю с любым грамотным инженером и говорю:  «Мне нужно, чтобы в этом зале, в воздухе, висела скульптура и вращалась».  Проблема только в одном – а зачем это надо? То есть вопрос в гуманитарном содержании: это вообще нужно? Но это еще не вся правда. Потому что вторая правда состоит в том, что на сегодняшний день музей перестал быть храмом, он стал форумом -  площадкой коммуникации. А информационные технологии  являются мощным средством поддержки и развития коммуникации.

Музейная экспозиция, сделанная с активным применением информационных технологий, прошла в своем развитии тот же путь, что и сами информационные технологии. В музейных экспозициях сначала было очень большое увлечение приемами, средствами. Например, все как сумасшедшие ставили информационные киоски. Почему? Потому что публику от них невозможно было оторвать. Если Вы сейчас посмотрите, как выглядит информационный киоск в экспозиции, то убедитесь без труда, что к нему никто не подходит.

Функция музея – это функция показа подлинного предмета и создания особой атмосферы, которой никогда не будет в виртуальном музее. Т.е. в последнем тоже может быть какая-то атмосфера, но она будет отличаться от той, которая есть в настоящем музее. Виртуальный музей интересен с точки зрения получения возможности доступа к тому, что для тебя недоступно в реальности. И в этом качестве он будет существовать, развиваться и т.д. Но все равно есть магия подлинника.

Информационные технологии пронизывают, фактически, все музейное пространство, но смысловой акцент в них переносится, уходит, по той простой причине, что они утратили свою аттрактивность с точки зрения самой природы явления. Сами средства, в общем, неинтересны. Средства нужны для воплощения некоторых идей. Поэтому мое пожелание такое: пусть ваша инновационность и современность будут в области идей, в области содержания, в области контента, в области структуры, а не в области железа. Железки умрут через полгода, а идеи могут жить долго.

Read the English translation

I’ve been visiting museums for as long as I can remember, for the simple reason that my parents were taking me there since I was a very small kid. Because my parents were fine art experts, I was moving in these circles. They studied modern art, and for me, the world of art, the world of art museums was completely familiar and natural since childhood. That is why my choice of profession is far from surprising. I followed in my parents’ footsteps and became a PhD in art history.

Art in the form of illustrations never interested me, so my choice of specialization was predetermined by the situation itself. I was primarily interested in Russian art that surrounded us, which I could see and study without going anywhere, right in this country. I took an external PhD program and simultaneously went to work in a museum – the Tretyakov Gallery. It was 1979.

My career started very typically for a museum worker. The first department I was assigned to – it was common practice at those times – was the tour service. I was a guide in the Tretyakov Gallery. It was additionally convenient for me because a guide is occupied at work when they give a tour, and in the rest of the time they are free – and I was writing my thesis. First I did tours, then travelling exhibitions. After that, I worked as a training specialist – I taught guides to conduct tours. Then I was the head of the Training Department. Later, a department was organized that was called Theoretical and Applied Research Department. The name is a bit vague, but at that time it was a department that was dealing with issues other research departments couldn’t or didn’t want to deal with – including IT. The first multimedia software demonstrated to visitors in Russia was a program called “From the life of Christ. Polenov’s evangelical cycle”. The program was developed by our department in early 1994 for an anniversary exhibition of Polenov.

What is a computer in 1994, the best computer? It’s a computer with a 14-inch monitor. A special card existed that could output an image stored in a computer in TV format. There was a computer which only displayed text on its screen, and the picture itself was displayed on a TV next to it. TVs were already big enough. So this was the way the “From the life of Christ. Polenov’s evangelical cycle” program was demonstrated at the exhibition. There were two screens: a small one with text and a big TV nearby.  The program was running in presentation mode. But technologies were developing rapidly, and already next year we made a fully functional CD-ROM.

I consider myself a contemporary of two IT revolutions. The first one was the invention of a user-friendly interface Norton. The second IT revolution was the invention of network data storage and exchange. I started working with computers when Norton appeared, i.e. at the moment when there was no longer any intermediary between a computer and its real user. The first thing I did, as everyone, was using a computer as a smart typewriter, i.e. in the editor mode.

I worked in the Tretyakov Gallery for about 20 years. I came there in early 1979 and left in late 1997 for the Russian Institute of Cultural Research, the Laboratory for Museum Design, where I still work. The laboratory has existed since 1987. Its tasks include museum modernization, designing development programs, concepts, strategies, and creating new museums. Two people in the Laboratory belong to the older generation – it’s me and my colleague Vladimir Dukelskiy, a renowned museologist. He has worked in the Laboratory almost since it was founded. The rest are young people, we have four of them. We have no museographers, but everyone is a museum worker. These are people from different museums. By education, they are historians, art historians, anthropologists, archaeologists.

Most of the laboratory’s projects are not visible on the surface, because the end product is pure ideas. The most noticed by the society and the community are works related to creating new museums.  Among these, I can mention, for example, the Museum of the Tatneft Company in Almetyevsk, the “Man and Chukotka” Museum in Anadyr, the Kalashnikov Museum in Izhevsk, the museum in the Ivan the Great Bell Tower in Moscow. A special team is formed for any project. It includes our Laboratory’s employees and invited experts needed for the specific project.

I have always believed and I still believe that the most interesting happens not within a particular discipline, but at the intersection of disciplines. When two different areas suddenly converge, that is where a growth point, a breakthrough point appears. When something new starts, in the first instance, the technical possibility itself is astonishing. The problem with this type of projects is that they tend to give a very bright burst of interest and instantly become obsolete. Pretty soon it becomes clear that this is actually a tool. At first, as it always happens with the advent of a new tool, the winner is the one who has a better tool and better knows how to use it. Then the development of the tool outruns, roughly speaking, the capabilities of the human head. And the winner turns out to be not the one with the best machine, but the one with the best idea.

I created the first virtual museum in Russia – the Virtual Museum of Russian Primitive. At that time, there already existed the “Surround Video” technology that allowed for showing smooth movement within the interior. But everybody connected to the Internet using modems. Therefore, we intentionally gave up on smooth movement and only enabled a 90-degree turn inside the virtual interior. Why? -  Precisely because if we had kept it, we would have lost 95 per cent of our users.

Now, the situation is fundamentally different. Today I talk to any competent engineer and say, “I need this room to have a sculpture in the air, rotating”. There is only one problem – why do we need this? So the question is the humanitarian content: do we need this at all? But this is not the whole truth yet. Because the second truth is that today a museum is no longer a temple, it is a forum – a platform for communication. And IT is a powerful tool for supporting and developing communication.

Museum exhibition made with active use of IT has evolved the same way as IT itself. At first, there was huge enthusiasm about techniques, tools in museum exhibitions. For example, everybody was installing information kiosks like mad. Why? Because you couldn’t get the public away from them. If you now have a look at an information kiosk in an exposition, you will easily find out that nobody comes up to it.

The function of a museum is to demonstrate an original item and to create special atmosphere, which will never be possible in a virtual museum. I mean, the latter can have some atmosphere, too, but it will be different from the one you have in a real museum. A virtual museum is interesting in terms of the possibility to get access to something unavailable to you in reality. In this capacity, it will exist, develop, and so on. But there is still the magic of the original.

IT has penetrated virtually the entire museum space, but the emphasis on it is shifting, wearing off, for the simple reason that it has lost its attractiveness in terms of the nature of the phenomenon. A tool itself, in fact, isn’t interesting. Tools are needed for implementing ideas. So I wish you this: let your advanced and innovative be in ideas, in contents, in structure, and not in hardware. Hardware will perish in six months, and ideas can live for long.

Questions

• Who did you want to be growing up?
• Where did you study?
• What was your attitude to museums before you became a museum professional?
• When and how did you start working in the museum field?
• In which museum department did you start your career?
• Could you describe how your career was evolving?
• What was your idea of what ICTs could do when you were only beginning to work with them? Which dreams did you have?
• When you first encountered ICTs did you feel that they were necessary in a museum, appropriate, important?
• Where were the first computers in your museum?
• Which role do ICTs play in the museum sector?
• What do you think is going to be the future or ICTs in the museum sector? Any ideas about the future?