Важно, чтобы ребёнок чувствовал: «Я делаю это для себя». Разговор о фестивале «Детские дни в Петербурге»

19.12.2018

Межмузейный фестиваль «Детские дни в Петербурге» проводится ежегодно с 2005 года в период осенних каникул. Финансирование фестиваля осуществляется из городского бюджета.

Основная программа фестиваля — игра-путешествие по музеям города “12345 — Я ИДУ ИСКАТЬ!”, в ходе которой дети работают с маршрутными листами, выполняя задания. Маршруты сгруппированы по трем возрастным категориям: 5-8 лет, 9-12 лет и 13-15 лет. Параллельная программа — это различные события, организуемые музеями и учреждениями культуры. Обе программы формируются на конкурсной основе. Для подростков фестиваль создает отдельную программу, с самостоятельным брендом и продвижением в соцсетях.

Фестиваль также является площадкой для общения и профессионального развития музейных специалистов. Команда проводит семинары и занятия, вовлекая коллег в профессиональный диалог и позволяя им усовершенствовать и доработать маршруты и программы в среде единомышленников. В рамках фестиваля четыре раза проводился Всероссийский профессиональный форум. Следующий форум пройдет в 2021 году.

В разговоре приняли участие:

Юлия Мацкевич

исполнительный директор фестиваля

Юлия Поцелуева

директор по развитию фестиваля

Ирина Кельнер

директор по коммуникациям фестиваля

Как фестиваль меняет музеи города?

Среди участников фестиваля есть музеи, далекие от детской тематики. Как они пришли к вам?

Юлия Мацкевич. Иногда сотрудникам просто хочется видеть в своем музее людей (улыбается). Любопытство ребенка — это одна из основных причин, чтобы выбраться в музей всей семьей. Кроме того, фестиваль — это новые темы и форматы, которые помогают музейщику сделать множество открытий — и о потенциале своего музея, и о собственных возможностях.

Юлия Поцелуева. И еще фестиваль дает право на эксперимент. Отдельные энтузиасты в музее могут попробовать в рамках фестиваля те вещи, которые им сложно делать в штатном режиме. Они делают музеи живыми.

ЮМ. Предсказуемый и понятный алгоритм работы фестиваля создает для музеев экспериментальную площадку для развития. С одной стороны, музейные специалисты могут реализовать свои творческие профессиональные амбиции, а с другой — руководство музея-участника отчетливо видит: благодаря идеям и усилиям сотрудников в дни осенних каникул музей гарантированно получает существенный приток семейной аудитории, часть которой возвращается в музей снова и снова.

В итоге польза фестиваля оказывается очевидна не только авторам программ, но и администрации музеев. Все это становится источником институциональных изменений.

Что именно вы имеете в виду под институциональными изменениями?

ЮМ. Появляются новые штатные единицы для ведения культурно-образовательной деятельности в музее, новые музейно-педагогические подразделения и даже детские центры. Во многих музеях отчетливо проявляется самостоятельная линия работы с детско-родительской аудиторией, подростками. И это не только образовательные и досуговые программы, но и содержание и форма экспозиционно-выставочной деятельности, общая тональность коммуникации музея и т.п. В конечном счете через постоянный тренинг и совершенствование в работе с детьми и семьями музей начинает жить в системе понимания запросов не только различных категорий посетителей, но и вообще внешнего мира.

ЮП. Выигрывают не только музейные педагоги. Персонал музея — гардеробщики, кассиры, смотрители — привыкают к детям и в целом становятся более дружелюбными по отношению к семьям. Музеи получают обратную связь от детей и родителей во время фестиваля и могут оперативно дорабатывать программу, а также подборку отзывов по итогам фестиваля, на основе которой могут корректировать все аспекты работы с посетителями.

Научившись работать с детьми, некоторые музеи начинают обращаться к новой для них аудитории — подросткам. Для этого в рамках фестиваля мы придумали и в течение двух лет успешно проводили программу «Что я тут забыл?» и "Музейные гостиные 13+". «Музейные гостиные» — это отдельные пространства с бесплатным входом, где ребята встречаются с приглашенными спикерами или со своими ровесниками, просто общаются и проводят время.

 

Как вам удалось убедить музеи открыть свои двери для подростков?

ЮП. Это было непросто. Мы привлекли к этой задаче подросткового психолога Анастасию Жукову, провели фокус-группу и выявили опасения музейщиков. А потом посадили напротив них подростков. Это удивительно.

Сидят молодые люди, и им говорят: «А вот в музеях опасаются, что вы придете и побьете тут все витрины» — и надо видеть лица этих ребят… эти поднятые в недоумении брови: «серьезно? вы шутите? зачем?»

Когда общаешься лицом к лицу, страхов становится меньше. Ведь подростки попадают в наши гостиные не «по разнарядке», не силком — они приходят сюда сами, и если попадают в пространство доверия, где их заранее не подозревают в чем-то плохом, — то бережно относятся и к этому пространству, и друг к другу.

 

В каждой гостиной работает хозяйка — интересный для подростков молодой взрослый, который встречает гостей и проводит с ними время. Довольно неожиданное сравнение для детского фестиваля — но мы ориентировали наших хозяек, что они должны вести себя, как хороший бармен: не лезть в душу, но всегда быть готовыми поддержать разговор.

По каким критериям фестиваль отбирает музейные проекты?

Вы сказали о том, что приход подростка в гостиные — это его личный выбор. Насколько это для вас важно?

ЮМ. Это ключевой момент в идеологии фестиваля.

Главные вопросы, которые мы задаем при оценке маршрута или программы: что мы хотим сказать ребенку и какой опыт он приобретет в результате? Нам важно, чтобы он проходил маршрут не для мамы, не для учителя, не для портфолио, а для себя.

 

Ирина Кельнер. Именно поэтому мы не приветствуем соревновательные механизмы — когда музеи сравнивают детей, кого-то награждают, дарят призы, стимулируют сделать быстрее, лучше, больше.

Жизнь ребенка и так переполнена оценками. И музей может дать детям очень ценный опыт, если станет для них пространством, свободным от оценок. Где не стыдно не знать, где задания выполняешь не потому, что надо, а потому что интересно.

ЮП. Нужно понимать, что в одном и том же возрасте уровень знаний у детей бывает очень разным, что у ребенка может просто не быть того контекста, в который вы пытаетесь вписать маршрут или программу.

Нужно опираться на знания, которые ребенок получит здесь и сейчас — чтобы он не чувствовал себя ущербным, если чего-то не знает. Ребенок имеет право не знать, будь то в 5 лет или в 13. Но он имеет право узнавать, открывать и пробовать.

Как вам удается транслировать эти ценности — свободу выбора, акцент на процесс, а не результат — через фестивальные маршруты и программы?

ЮМ. За счет конкурсных процедур и поиска единомышленников в музеях.

Только первый год мы включали в фестиваль всех, кто подал заявку. Все последующие годы мы, во-первых, привлекаем экспертное жюри для оценки заявок, а во-вторых, приглашаем авторов на семинары, где они дорабатывают маршрутные листы и программы вместе с коллегами-участниками из других музеев. В диалоге проще довести идею до реализации и избежать типовых ошибок, недочетов.

Какие недочеты чаще всего встречаются при разработке маршрутов для детей?

ИК. Мы уже сказали про различия на ценностном уровне, это самый принципиальный момент, о котором мы стараемся договориться «на берегу». Также бывают недочеты методические и организационные.

Маршрут — это не привычная экскурсия, а  путешествие,  в котором ребенок активно взаимодействует с пространством, предметами, фактами. На этом строится формат основной программы.

ЮП. Методически важно четко ориентировать маршрут на конкретную возрастную группу. Дети 5-6 лет еще не умеют писать, а в 7-8 пишут медленно — значит, какие задания больше подойдут на этот возраст? Не «запиши» — а «нарисуй», «найди». Объем текста в маршруте тоже разный, в зависимости от возраста.

Дошкольникам и младшим школьникам нужна двигательная разрядка, игровой сценарий — например, в этом году в Аничковом дворце дети исследовали интерьер, играя в «земельки» — измеряли зал шагами великана, лилипута, Дюймовочки. И с каким азартом!

ЮП. А вот с подростками все иначе — не надо заигрывать и важно найти созвучие между темой маршрута и тем, что происходит в их жизни: например, в Музее Фаберже была придумана история про аксессуары начала прошлого века, которые многое говорили о статусе своего хозяина. Эти вещицы были включены в те или иные социальные взаимодействия — прямо как нынешние гаджеты.

ИК. Бывает, что, стараясь адаптировать материал под конкретный возраст, авторы достаточно вольно обращаются с информацией: например, персонаж из одной эпохи упоминается в контексте событий более раннего времени, или используется недостоверная этимология, или факту дается некорректное объяснение. Это такой соблазн, пожертвовать достоверностью ради того, чтобы было понятно и увлекательно, Но ведь музей должен быть источником, заслуживающим доверия, местом, где человек любого возраста получает экспертную информацию. Поэтому мы стараемся такие «вольности» не пропускать, и находить способы рассказывать обо всем честно и понятно. Надо сказать, когда начинаешь уточнять в таких случаях детали, обычно открывается масса дополнительных интереснейших сюжетов. 

ЮП. Маршруты рассчитаны на индивидуальное посещение — ребенок приходит в музей с кем-то из взрослых или с другом, и сам исследует экспозицию с помощью игрового путеводителя. Казалось бы, это самый открытый формат, но его самого по себе недостаточно, Например, для инклюзивных и социальных проектов требуется совсем другой уровень организационной подготовки. Допустим, по маршруту пойдут воспитанники детских домов — важно разбить большой коллектив на маленькие группы по 3-4 человека и за каждым закрепить волонтера — иначе не получится воспроизвести формат «семейного» посещения, все будет формально, ребят будут торопить и дергать.

Один раз мы пригласили на маршруты основной программы детей на инвалидных колясках, организовав для них поездки в музеи совместно с компанией “Таксовичков”.  И оказалось, что даже в тех музеях, где стоит значок доступной среды, не всегда работают подъемники или надо заранее написать письмо в администрацию музея. В итоге мы подключили курсантов-нахимовцев, которые на руках поднимали детей по лестницам.

Здесь впереди еще очень много работы.

Почему формат фестиваля оказался жизнеспособным?

Как удалось объединить такие разные музеи под эгидой фестиваля?

ЮМ. Не только музеи, кстати.

Изначально были правильно заданы цели фестиваля — он не для музеев, а для горожан — чтобы в музеи пришли семьи. Поэтому, несмотря на то, что «Детские дни» финансируются из городского бюджета, мы не ограничены в выборе партнеров.

Мы работаем не только с музеями городского подчинения, но и с федеральными, ведомственными, частными, работаем с библиотеками, театрами, концертными площадками, вузами.

ЮП. По опыту наших коллег из других городов мы видим, что на жизнеспособность фестиваля влияет возможность использовать несколько источников финансирования. Например, в Таллине это и городской, и общенациональный бюджет, различные субсидии и гранты. Если есть возможность заручиться поддержкой крупного бизнеса, частных благотворительных фондов — это всегда очень хорошо.

ЮМ. Наш фестиваль смог состояться и развиться, потому что в Петербурге уже на тот момент, в начале двухтысячных, было не только многочисленное, но и довольно сплоченное музейное сообщество: проходили регулярные встречи директоров музеев, совместные праздники членов Творческого союза музейных работников Санкт-Петербурга и Ленинградской области. За эти годы сообщество проявило себя не только в неформальном общении, но и в профессиональном сетевом взаимодействии.

Те форматы музейных проектов, которые предлагает фестиваль, та планомерная работа, которую мы ведем в течение года — это постоянный фактор влияния на достаточно большой круг музеев города, фактор, который способствует внедрению инноваций.

ИК. Особую роль фестиваль играет в работе небольших музеев — тех, которые не так широко известны в городе. «Детские дни» открыли десятки новых адресов, имен, тем. Мы раздвигаем привычный «открыточный» набор достопримечательностей, а большие музеи показываем с новой, неожиданной стороны. В начале года мы проводили опрос среди подписчиков фестивальной группы ВКонтакте, за что они ценят «Детские дни». Возможность побывать в музеях, о которых раньше не знали, или в которые не приходило в голову пойти с ребенком, оказалась на одном из первых мест.

По сути получается, что фестиваль — это городской бренд с ежегодной PR-кампанией, который помогает музеям продвигать свои детские проекты?

ЮМ. Да, мы помогаем музеям и другим учреждениям культуры разработать качественный детский проект — а взамен обеспечиваем массовый приток детей и родителей.

Почему музеям так легко включиться в работу фестиваля? Потому что кроме своих человеческих ресурсов и уже созданной экспозиции, они ничем дополнительным — в основную программу, например, — не вкладываются. Вы получаете хороший старт и потрясающую мотивацию, с возможностью обмена опытом и правом на ошибку. 

Где искать вдохновение и стимулы для развития?

Фестиваль прошел уже в 14-й раз. Что помогает вам становиться лучше и двигаться вперед?

ЮМ. С самого начала мы закладывали в концепцию фестиваля разнообразие форм обратной связи. Для нас очень важно создавать ситуацию, в которой все участники — музейные работники, дети, родители, бабушки и дедушки — могут влиять на его развитие за счет своих отзывов и оценок.

Это не только розы, но и шипы. Но я считаю так: если нас не только хвалят — значит мы построили с аудиторией и коллегами равноправные, доверительные отношения.

Мы проектируем каналы обратной связи в соответствии с тем, где находится наша аудитория. Сначала это был сайт, потом в большей степени акцент перешел на социальные сети. У фестиваля есть Детский экспертный совет, участником которого может стать любой ребенок: достаточно нажать на сайте кнопку «Стать экспертом» и заполнить бланк экспертного отзыва.

Каждый год есть новые эксперты, а есть те, кто вошел во вкус и сотрудничает с нами по нескольку лет, — ребята уже становятся настоящими профи, подмечают нюансы, предлагают свои решения.

Но ведь не только дети и родители могут подсказать, в каком направлении нужно развиваться?

ЮП. Обратная связь от посетителей помогает понять проблемные зоны, выявить тенденции. А дальше важно ставить перед командой и музеями новые профессиональные задачи, изучать российский и мировой опыт. За эти 14 лет то, что было ноу-хау, стало банальностью, значит мы должны находить следующие зоны опережающего развития.

 

Другая важная история — это объединение усилий разных музейных профессий для создания дружественной детской инфраструктуры — ведь у нас нет формальных рамок, мы открыты для взаимодействия со всеми — от хранителей до пиарщиков.

Хорошо, когда в музее возникает «детский слой» — детские музейные этикетки на понятном языке, скамейки для отдыха, детские пространства. Наши усилия во многом созвучны тому, что зафиксировано в международном манифесте Kids Friendly.

ИК. Важно, что мы не противопоставляем себя музеям, а, наоборот, включаем музейное сообщество в процесс принятия решений — причем чем дальше, тем больше. И стараемся выявлять лучшие практики, делать их достоянием сообщества. Например, спрашиваем, какие каналы привлечения волонтеров оказались для музея наиболее успешными, суммируем полученные данные и результаты сообщаем коллегам. Вместе можно быстрее двигаться вперед.

Как складывалась команда «Детских дней»?

ЮМ. Залог успеха фестиваля — то, что команда объединяет людей с очень разным бэкграундом и умениями. Достаточно вспомнить, что сама идея фестиваля родилась не строго внутри музейной среды. Ее авторы вложили в нее не только свой музейный, в том числе управленческий и проектный опыт (Василий Панкратов), но и компетенции историка, искусствоведа и журналиста (Дарья Агапова), а главное – свои родительские надежды, поскольку в их семьях подрастали дети.

И дальше команда прирастала за счет людей, близких к музею, но не узко-музейных специалистов. Например, Юлия Поцелуева занимается социокультурным менеджментом и театром, а познакомилась с фестивалем 10 лет назад как волонтер, будучи студенткой. Ирина Кельнер — редактор и журналист. Я сама долгое время занималась музейной педагогикой, а потом ушла в проектирование. И, конечно, у нас есть свои дети, племянники, младшие братья и сестры. Команда фестиваля, конечно же, шире, чем я обозначила: в проекте на постоянной основе работают еще несколько специалистов из сферы культуры, которые занимаются экономикой фестиваля, его продвижением и т.п. Не стоит забывать и про наших волонтеров — это постоянный приток свежих сил, взгляд на музейные пространства и программы под новым неожиданным углом зрения.

Екатерина Бандурка, многолетний волонтер Фестиваля и музейный сотрудник: Я пришла на фестиваль в качестве волонтера 12 лет назад. Он дал мне, первокурснице с кафедры музейной педагогики РГПУ им. А.И.Герцена, не только практику, но и трамплин в профессии. На фестивале можно было поработать с детьми, стать посредником между маленьким посетителем и музейным предметом, понять - нравится ли тебе в музее. И при этом ты выходишь на какой-то другой уровень: оказываешься в служебных коридорах Эрмитажа, встречаешься с М.Б. Пиотровским, приобретаешь много новых знакомств - входишь с музейную сферу. Сегодня я работаю старшим научным сотрудником музея “Разночинный Петербург” и продолжаю заниматься музейной педагогикой: провожу занятия и мастер-классы, разрабатываю фестивальные маршруты. А в “Детских днях” по-прежнему участвую в качестве волонтера - но теперь уже как один из организаторов волонтерского сектора.

Беседовала Анна Королева